Очерк, "Падение самураев"

Очерк. "Падение самураев"

(не совсем само падение, но всё же.)

Жаркий июльский день в порту Урага, сотни портовых рабочих трудились под орлиным взором Ясудо Матабэя, старого самурая, отошедшего от дел и занявшего пост инспектора в гавани. Он никогда не участвовал в войнах и сражениях, лишь только потому, что войны в Японии отгремели два с половиной века назад. Лицо Матабэя было испещрено морщинами, которые делались ещё глубже от долгого пребывания под палящим солнцем, сил старого самурая не оставалось даже на то, чтобы прикрикнуть на рабочих, которым так же было тягостно от летнего зноя. Старый самурай присел на крыльцо и стал обмахивать себя веером, предварительно вытащив из-за пояса меч и положив его рядом. К самураю подсел старик, который, в сравнении более молодого Матабэя, совсем не страдал от жары. Он поставил рядом свой посох со звенящими кольцами, выдававший в нём монаха.

- Жарко сегодня, правда? – Начал разговор старик.

- Да, пожалуй, – ответил Матабэй с присущей ему краткостью.

- Одна старая мико говорила, что в такие дни сами врата ада раскрывается, чтоб там проветрилось чуток, - монах улыбнулся и достал из-за пазухи рисовый пирожок, и принялся его есть.

- Меня зовут Ясудо Матабэй, а вас? – поинтересовался самурай, для него было непривычно неформальное обращение старика.

- Икино Каэру, - жуя, почти беззубым ртом, ответил монах.

- Вы видимо не из этих мест, что привело вас сюда? – спросил Матабэй, ещё сильнее обмахиваясь веером.

- Скоро людям из этих, да и не только, мест предстоит испытание веры, будда нашептал мне, что пора идти в люди, понимаешь?

- Это наверное ответственная миссия, удачи тебе на твоём пути.

- Спасибо, милость Будды всегда со мной, ну что ж, мне пора, - сказал Каэру, водружая на голову дырявую во многих местах амигаса, - сегодня Будда подаст знак.

Вскоре после ухода монаха, старший грузчик, одетый в одни хакама доложил, что всё сделано. Матабэй вздохнул с облегчением и пошёл к магистрату с докладом, но не найдя того на месте решил вернуться к себе домой. Тем временем на улице уже вечерело, в окнах зажигались огни, всюду текла обыденная жизнь. Вернувшись домой, он застал жену за приготовлением ужина, а его сын Кенто оттачивал своё мастерство кен-до. Увидев отца, сын перестал наносить удары по манекену из рисовой соломы и поклонился отцу в пояс. Кенто был на голову выше отца и широк в плечах, чёрные волосы были собраны в хвост на затылке.

- Здравствуй, отец, - сказал Кенто

- Здравствуй, Кенто, ты делаешь успехи в кен-до.

- Я стараюсь, но меня всё мучает один вопрос: зачем в наше мирное время нужен меч?

- Меч – душа воина, сын. Мир, который есть сейчас, возник благодаря мечам, и на мечах он стоит.

- Я понимаю это, но читая старые свитки с сочинениями воинов прошлых эпох, я вижу: «Путь самурая – это принятие смерти», но сейчас невозможно сражаться и умереть за господина.

- Не зови смерть и не будь уверенным, что самурай не может служить господину в мирное время. Вся наша жизнь – это безоговорочное подчинение господину.

Внезапно в дом ворвался стражник, он подбежал к Матабэю и упал на колени. Матабэй спросил его: «Что произошло?». Стражник молча передал ему послание от городского главы. Матабэй был очень удивлён тем, что было написано в нём, но без промедления выбежал во двор, оседлал коня и поскакал вдоль берега. Всё оказалось именно так, как говорилось в письме: четыре корабля стояли на рейде в заливе Эдо, рядом с островом Сару. Они блестели чёрной обшивкой в лучах заходящего кроваво-красного солнца, а из их труб валил чёрный дым. Сердце Матабэя забилось сильнее, он подстегнул коня и направился к дому главы. Там уже собрались все должностные лица города Урага. Градоначальник Танака вышел вперёд и посвятил всех в курс дела: «К нам приплыли южные варвары, видимо рассказы рыбаков были правдивы, я считаю, что не следует пока ничего предпринимать. Но если их действия будут агрессивными, мы не сможем им ничего противопоставить, нам нужна помощь». Все кивнули головами, Матабэй поднялся и сказал: «Необходимо уведомить сёгуна о том, что произошло, он обязательно поможет нам.» Танака приказал Матабэю скакать в Эдо. Была уже ночь, но даже на звёздном небе были видны следы дыма, исходившие от кораблей. Но Матабэй не смотрел на них, он нёсся вперёд к дороге на Эдо, самурай пронёсся мимо городской площади, на которой суетились в смятении горожане и среди них, непоколебимый, стоял монах Каэро, стучащий в колотушку и призывавший людей к порядку. Но его никто не замечал до тех пор, пока он не перешёл на крик. Он продолжал отчитывать горожан и успокаивать их, а тем временем Матабэй уже вышел на дорогу, его ждал путь в двадцать рин от Ураги до Эдо. Стук копыт разрывал вечернюю тишину и распугивал цикад, стрекотавших в траве по обочинам дороги. Матабэй отвлёкся на мгновение и заметил, что Чёрные корабли начали движение по заливу к столице. Огибая берег и скача к Эдо, Матабэй уже продумывал доклад Сёгуну, его одолевало волнение и странная боль в груди. Через два часа непрерывной скачки лошадь была уже вся в мыле, еле-еле она доскакала до стен Эдо. Спешившись, Матабэй позвал стражника и сказал ему, что у него есть неотложное дело для Сёгуна. В этот момент старый самурай почувствовал, что силы подводят его, закололо в сердце, то ли от волнения, то ли от долгой скачки. Его под охраной быстро доставили к дворцу. Через несколько минут его ввели в зал приёмов, предварительно изъяв у него меч. Он прошёл мимо ширм с изображением цветов и птиц и увидел сёгуна Ёсинобу в вечернем кимоно.

- Докладывай, самурай, что за дело в столь поздний час?! – сказал сёгун с гневным выражением лица.

- Я – Ясудо Матабэй из Урага. Господин, южные варвары вошли в залив Эдо и скоро будут здесь! – произнёс Матабэй, он почувствовал, что дыхание его прерывается.

- Понятно, необходимо принять меры. Благодарю тебя, Ясудо.

Матабэй поклонился, а затем встал и направился к выходу, но внезапно рухнул как сноп соломы, и лишь губы его прошептали: «Наму амида буцу».